Наука о сознании после смерти

Чтение | Метафизика

Д-р. Лалех K. Куинн | 2024-07-09

«Еще никогда не жила искренняя душа, которая могла бы смириться с мыслью, что все заканчивается смертью, и чьи благородные чувства не возвышались бы до надежды на будущее».
Иммануил Кант

Чарльз Говард Хинтон, блестящий математик, живший в конце 1800-х годов, верил в существование четвертого пространственного измерения наряду с нашей трехмерной реальностью и дал ему четкое математическое описание. Само по себе это не так уж странно. Странно то, что он считал, что если мы достаточно сосредоточим свое внимание на этом пространственном измерении, если будем усердно пытаться его себе представить, то напрямую столкнемся с «миром духов». Уильям Джеймс, отец американской психологии и известный профессор Гарвардского университета, посещал спиритические сеансы и стал президентом Общества экстрасенсорных исследований, посвятив большую часть своей жизни постижению и доказательству существования парапсихологических явлений, называя их «установленным фактом». Карл Густав Юнг, основатель аналитической психологии и один из самых влиятельных умов XIX и XX веков, также посещал спиритические сеансы и верил в силы, выходящие за рамки нашей обычной реальности. Он выдвигал аргументы в пользу существования, наряду с пространством, временем и причинно-следственными связями, четвертой акаузальной силы, «синхронии».

Как такое вообще возможно? Как такие блестящие, здравые умы могли верить в вещи, которые кажутся иррациональными?

Я полагаю, это связано с тем, что у всех них был личный опыт, который они не могли объяснить в рамках стандартного материалистического представления о мире. Для Юнга это были пророческие сны и prima facie невероятные синхронистические события, а также то, что у него был двоюродный брат, который работал профессиональным медиумом и к которому он относился с большим уважением. Для Джеймса это было чувство глубокого интереса к миру медиумизма после трагической потери сына. Удивительно, но даже для него, после тщательного тестирования известного медиума Леоноры Пайпер, теория о том, что медиумизм невозможен, оказалась ложной благодаря непосредственному опыту с необычайно точным медиумом. Джеймс назвал ее «белой вороной». Чтобы опровергнуть гипотезу о том, что все вороны черные, достаточно обнаружить одну-единственную нечерную ворону. Точно так же Джеймсу, чтобы опровергнуть гипотезу о ложности медиумизма, достаточно было встретить одного необычайно точного медиума. И Джеймс, и Юнг пришли к мировоззрению, которое было гораздо более таинственным, чем позволяло доминирующее материалистическое представление о реальности.

Мы можем счесть все это безумием. И многие мои коллеги так и считают. Среди материалистической академической интеллигенции существует глубокая приверженность мировоззрению, которое не допускает продолжения существования сознания после смерти. Это на самом деле очень печально. Согласно ему, мы всего лишь тело, в котором находится мозг – производитель нашего самоощущения и всего нашего опыта. Наши надежды, радости, любовь, чувство прекрасного – все это сводится к серии вычислений, выполняемых примерно 80 миллиардами нейронов и их схемами связей. Какой скучный, безжизненный анализ того чуда, которым мы на самом деле являемся.

Такой точки зрения не всегда придерживались столь яростно. Среди интеллектуалов и ученых конца XIX – начала XX веков был период непредвзятого исследования сущности человека, когда честные и уважительные дебаты о продолжении существования сознания после смерти были нормой. Но, как и в современной политике, академическая наука стала экстремистской, а уважение к альтернативным взглядам – редкостью.

Будучи сама скептически настроенным академическим ученым, я, тем не менее, всегда была заинтригована теми редкими высокоинтеллектуальными людьми, которые придерживались нематериалистических позиций. Я была воспитана в материалистической академической традиции, которая отвергала все, что имело отношение к продолжению существования сознания после смерти. Хотя это казалось невозможным в рамках того мировоззрения, которое мне внушали, я все равно тайно внимала словам этих смелых иконоборческих голосов. Когда я впервые прочла «Многообразие религиозного опыта» Уильяма Джеймса, я испытала смесь крайней радости и гнева. Радость – потому что Джеймс утверждал, что мистический опыт достоверен и достоин исследования, указывая на реальность невидимого мира. А гнев – потому что мои академические коллеги были категорически против даже обсуждения таких вопросов. Вдохновленная своими интеллектуальными предшественниками, я полностью погрузилась в поиск доказательств того, что сознание существует и после смерти. И доказательства оказались ошеломляющими: такими же вескими или даже более вескими, чем любые научные утверждения, с которыми мне, как нейробиологу приходилось сталкиваться.

Вот как я пришла к этому выводу. Я решила подойти к этому вопросу в соответствии со своими академическими навыками. Научный метод предполагает несколько этапов. Во-первых, вы должны иметь представление о существующих знаниях в интересующей вас области. Это включает в себя владение как существующими данными, так и теоретической базой. Затем вы проводите научные эксперименты, чтобы обогатить знания в этой области. Это включает в себя как наблюдения, так и формулирование и проверку гипотез. Хорошая наука также требует непредвзятого отношения к наблюдениям, которые не вписываются в существующую теорию. История науки полна низвергнутых теорий, которых придерживались только потому, что люди не любят перемен. Мы должны быть уверены, что не отбрасываем наблюдаемые результаты только потому, что они не вписываются в рамки существующего теоретического подхода. Именно благодаря этому теории модифицируются и совершенствуются.

Как нейробиолог я пытаюсь выяснить, как функционирует мозг, как различные области мозга выполняют различные задачи и что лежит в основе нейронных сигналов при различных видах поведения. Эта научная область очень обширна. Это все равно что быть первопроходцем, ведь известно так мало. Мы все собираем данные и, если наши методы хорошо отработаны, мы сообщаем о наших открытиях, которые пополняют растущую копилку знаний. Мы выдвигаем гипотезы и проверяем их. И самое главное, мы ведем наблюдения с непредвзятой точки зрения, чтобы не быть ослепленными теоретическими предубеждениями. Тогда другие могут принять наши выводы не как абсолютную, а как вероятную истину. Именно так и работает значительная часть науки.

Я попыталась сделать то же самое с гипотезой о продолжении существования сознания после смерти и старалась делать это так же тщательно, как я делаю свои нейробиологические исследования в лаборатории. Научное исследование предмета требует понимания уже имеющихся данных. И оказалось, что, как и при углубленном изучении любой другой области, существует огромное количество литературы и данных о сознании после смерти, которые необходимо прочитать и тщательно проверить. Это огромный массив литературы и данных, о существовании которых я даже не подозревала.

Информация делилась на несколько разных категорий: личные рассказы об околосмертном опыте, собранные такими исследователями, как сотрудники Фонда исследований околосмертного опыта (NDERF) и Международной ассоциации исследований околосмертного опыта (IANDS). Парапсихологические исследования, проведенные в таких исследовательских институтах, как Общество психических исследований Уильяма Джеймса, Американское общество психических исследований и Институт ноэтических исследований (IONS). Исследования медиумизма, проводимые в таких лабораториях, как Исследовательский центр Уиндбридж и Лаборатория Шварца в Университете Аризоны. И факультеты, занимающиеся научным изучением парапсихологических явлений, такие как Департамент перцептивных исследований (DOPS) Университета Вирджинии. Я изучала все это так, словно снова оказалась в аспирантуре, в течение многих лет. И от этих доказательств невозможно отмахнуться.

Вооружившись такими многочисленными доказательствами, я почувствовала волнение и надежду. Но, как оказалось, даже несмотря на то, что в ходе моих исследований было найдено огромное количество доказательств, что-то все же мешало мне сделать этот шаг к полному убеждению. Я осознала, что все еще нахожусь под властью материализма, который всегда диктовал всем нам, что можно считать реальностью. Для большинства моих академических коллег явления, которые я исследовала, были просто немыслимыми и, следовательно, не стоили моих усилий по их изучению. Продолжение существования сознания после смерти для них не представляется возможным из-за их материалистической установки, а не потому, что они исследовали эту тему и пришли к выводу, что эти исследования неверны. Материалисты, отрицающие продолжение сознания после телесной смерти, по большому счету вообще не изучали это явление с какой бы то ни было степенью тщательности. Опять же, для них это невозможно априори, так зачем же это исследовать? Делать это так же бесполезно, как и посвящать свою жизнь выяснению того, существует ли Пасхальный кролик – это так же интеллектуально бессодержательно.

Недавно я смотрела интервью между Стивеном Пинкером, известным убежденным материалистом, профессором Гарвардского университета, и Садхгуру, индийским духовным учителем. Их беседа была посвящена природе сознания. Один из поднятых вопросов касался того, может ли сознание пережить телесную смерть. Пинкер дал стандартный ответ материалиста: «конечно нет». Мозг отвечает за сознание, и как только мозг умирает, умирает и сознание. Он обосновал свою позицию так: сознательный опыт всегда имеет признаки в работе мозга, которые мы можем считывать с помощью методов визуализации мозга. А поскольку мы это можем считывать, то без мозга не может быть и сознания.

Как нейробиолог я прекрасно знаю, как связаны между собой мозг и сознание. Повредите мозг или введите в него галлюциноген, и сознание будет сильно подвержено влиянию. Если спросить испытуемого, осознает ли он воздействие стимула, то его мозг будет вести себя иначе, нежели когда он не осознает. Доказывает ли это, что мозг является причиной нашего сознания и что без него сознание не может существовать? Нет. И материалисты это знают. Они воспринимают это как доказательство только потому, что альтернатива не соответствует их системе убеждений.

Пинкер продолжил спор, заходя с еще одной стороны: по его словам, если бы было правдой то, что сознание продолжает существовать после смерти, то мы должны были бы иметь возможность устраивать сеансы и общаться с мертвыми. Но, утверждает он: «теперь мы все знаем, что это не более чем фикция, сценическая магия». Он продолжил то, что, по его мнению, является решающим словом в этом вопросе:

«Спросите тетю Хильду, где она спрятала свои украшения. Она должна была бы вам сказать. Если бы это случилось, я бы поверил, что сознание может пережить смерть мозга. Этого еще не случалось, и я готов поставить кучу денег на то, что никогда не случится».

Хотелось бы, чтобы Пинкер говорил серьезно. Ведь если бы он был серьезен, я и многие другие могли бы указать ему на людей, способных осуществить именно это.

Я не ожидаю, что своими исследованиями о продолжении существования нашего сознания после смерти смогу что-то доказать кому-то, кроме себя. Я надеюсь лишь показать, что тщательный подход к изучению этого феномена очень убедительно указывает на этот факт. Остальное зависит от вас. Делайте свою работу и изучайте сами. Но поймите, что полагаться на диктат материалистов, которые так и не удосужились провести надлежащие исследования на эту тему, просто ошибочно. Истину можно познать с непредвзятым умом и открытым сердцем.